В 2017 году принято вспоминать год 1917-й. Обычно о революции любят рассуждать либералы-оптимисты. Мне же кажется актуальным вспомнить 1937-й. Масштаб сегодняшних репрессий конечно же несоизмерим с прошлым, но и век, знаете ли, другой, в котором для всего мира технологии имеют большее значение, чем идеологии. Есть много удивительно похожего в переходе от одного столетия к другому. Это время, когда наказание мало чем отличается от преступления. Речь даже не столько о несменяемости или узурпации власти и организованной системе государственных преступлений против человечности, сколько о реакции самого человечества на происходящее с ним вчера и сегодня.
Я не успел войти в квартиру Исаака Фильштинского (1918), как услышал голос, раздавшийся из дальней комнаты.
– Уже пришли? А Вы знаете, почему я остался жив в лагерях?
Ответа от меня никто не ждал.
– Любопытство, молодой человек! Любопытство меня спасло!
У дверей меня встречала женщина восточной внешности. «Конечно, – подумал я, – в квартире арабиста Фильштинского должна присутствовать женщина восточной внешности». Она приняла у меня старый морской бушлат, аккуратно повесила его на пустую вешалку и сказала: «Не обращайте внимания на его крики. Он Вас уже давно ждёт». Я хотел было извиниться за опоздание, но из дальней комнаты снова раздался голос: «Не слушайте мою секретаршу, она слишком много болтает!»
Обычная советская квартира: тесная прихожая, налево кухня, комната прямо и комната направо. Я пошёл направо. «Здравствуйте». В старом кресле сидел пожилой человек и нервно перебирал в руках деревянную ручку трости.
– Вы будете задавать вопросы или только фотографировать? – вместо приветствия спросил он.
– Буду фотографировать, – сказал я и стал усаживаться перед ним на пол.
– Куда же Вы садитесь, у нас что, стульев нет, или Вы уже привыкли на коленях ползать?
Я немного смутился, но всё-таки сел на пол и направил на бывшего узника ГУЛАГа здоровенный объектив. Это несколько успокоило его, но насторожило секретаршу: «Исаак Моисеевич, уберите костыль, Вас сейчас снимать будут!» Не дождавшись ответа, она подошла и с силой выхватила трость из его рук.
«А что такое? – закричал в ответ Исаак Моисеевич. – Разве старый человек не может фотографироваться с костылём? Вы знаете, сколько мне лет? – обратился он ко мне. – Я старый пень и имею право пользоваться костылём! Немедленно верните мне его!» Она не вернула.
Не обращая внимания на конфликт, я прижал окуляр к правому глазу и стал снимать. Это был ключевой момент. Исаак Моисеевич тотчас забыл про секретаршу и моментально вернулся в своё далекое прошлое. Я не задавал вопросы, которые, очевидно, все уже давно были заданы. Я просто снимал и слушал. Казалось, он пытался рассказать мне всю свою жизнь. Я ещё долго «ползал на коленях», делая фотографии, и в конце концов понял, что мне необходимо записать его историю на видео или в блокнот.
Он повторил весь рассказ почти слово в слово: «Тебе, мине, начальничку. Тебе, мине, начальничку…» Очевидно, это были самые яркие и ужасные события за долгие 94 года его жизни.
Когда я уходил, секретарша с восточной внешностью помогла надеть мне старый морской бушлат.
– Возьмите книгу в подарок, – предложила она.
– Нет, не могу, – ответил я, – Исаак Моисеевич сказал, что это последний экземпляр и он не может его подарить.
Она улыбнулась.
– Он всем так говорит, но у нас сохранился почти весь тираж его последней книги, её никто не покупает.
Я взял книгу.
Исаак Фильштинский умер в Москве 18 октября 2013 года в возрасте 95 лет.
Текст и видео: Олег Климов